«Я причастен к сценарию «Обострение нюха» Основатель ABBYY Давид Ян верит не в те проекты, на которых зарабатывают деньги, а в те, которые могут сделать мир лучше

Давид Ян рассказал «МН», почему верит не в те проекты, на которых зарабатывают деньги, а в те, которые могут сделать мир лучше

— У вас удивительная биография. В 1989 году, будучи студентом четвертого курса Московского физтеха, вы создали компанию BitSoftware, позже переименованнyю в ABBYY. Сейчас у ABBYY четырнадцать международных офисов в 11 странах, свыше 1100 сотрудников. Оборот ее, по оценкам экспертов, превышает $100 млн. Один из самых известных продуктов компании — программа ABBYYFineReader, число пользователей которой более 20 млн. Еще одна ваша компания iiko занимается разработкой программных продуктов для ресторанов. Все так?

— Примерно так.

— Как должно быть устроено высшее учебное заведение, чтобы его студент так стартовал?

— Как в Физтехе. Здесь со второго курса студент попадает «на базу», в научную среду. На лекциях в комнате сидят пять-шесть человек, а читает действующий ученый, нередко академик. Помню, в Черноголовке я сдавал экзамен, выпал билет про эффект Гантмахера. Отвечать пришлось автору этого эффекта, академику РАН Всеволоду Феликсовичу Гантмахеру.

Нобелевские лауреаты Капица, Семенов и Ландау, которые стояли у истоков Физтеха, хотели создать новую систему подготовки научных работников. И, конечно, они первым делом перерезали пуповину и вынесли физико-технический факультет МГУ в Долгопрудный. Убежден, что в МГУ они не смогли бы создать то, что удалось за его пределами. За результатом было правильнее идти в чистое поле.

— За результатом в экономике нам тоже придется идти в чистое поле?

— Производство в России в упадке. Новые станки и приборы практически не разрабатываются, все покупается — денег много. При этом стоимость труда инженеров и программистов высокого класса растет столь быстро, что это становится для России угрозой. Зарплата программистов у нас все еще меньше, чем в Кремниевой долине, но уже выше, чем в Китае, и давно выше, чем в Индии. И это большая проблема.

— В чем же она?

— Точкой роста российской экономики может быть только высокоинтеллектуальная деятельность. Но сегодня основной спрос на нашу работу из-за рубежа. В нашей компании, к примеру, большая часть продаж приходится на международный рынок. В Лаборатории Касперского похожая ситуация. Но поскольку у российских программистов неадекватно растут зарплаты, в какой-то момент вести разработки здесь становится невыгодно — заказы уходят в Китай, Индию, Вьетнам. Остается просто сидеть на нефтяной трубе, сознавая, что деградируем?

— А мы это сознаем? По-моему, напротив: Россия из сырьевого придатка как-то незаметно преобразилась в гордую энергетическую сверхдержаву.

— Зачастую руководство корпорации понимает, что ее традиционный рынок безвозвратно исчезает, но движется навстречу собственной гибели. Недавний пример — Kodak. Уже в начале 2000-х было очевидно, что с пленкой покончено, цифра победила. Но они выжимали свое, пока не обанкротились. Россия сейчас переживает похожий кризис. Только решения нужно принимать на порядок сложнее, чем у компании Kodak.

— Вот возникло Сколково. Я разговаривал с человеком, который собирался там поработать. Он разочарован: какой-то миллионерский клуб с полем для гольфа и кофе за $10. В Кремниевой долине ребята в майках и кроссовках пришли на встречу с нашим президентом Медведевым. Снова декорация, что ли?

— Не могу согласиться, что в Сколкове строится декорация. Задача — собрать образование, бизнес и науку в одном месте. Пока не появится высококлассная образовательная среда на уровне Стэнфорда и Массачусетского института технологий (MIT), в России будет дефицит инженеров и менеджеров мирового класса. Значит, мы не увидим инвесторов мирового класса. В Кремниевую долину они вкладывают более $30 млрд в год. Надо отметить, что «Сколково» — один из проектов, которому доверяют за рубежом. Редчайший случай, когда МIT согласился стать партнером при создании Сколковского института науки и технологий — Сколтеха. А компания ABBYY стала одним из первых резидентов Сколкова, мы с 1995 года занимаемся разработкой системы понимания, анализа и перевода текстов ABBYY Compreno и уже инвестировали в эту технологию более $50 млн собственных средств. Преимущество получают молодые компании, стартапы. Крупные компании должны стать соинвесторами — ничего нельзя делать на деньги только «Сколково». В случае ABBYY это 50 на 50.

— Я смотрю, MIT для вас образцовый вуз?

— Мне очень импонирует в нем слияние академической и прикладной науки. В MIT есть свобода и творческое безумие. Вы слышали, скажем, про MIT Medialab? Представьте 15-этажное здание, где происходит «баловство» (по-другому не назовешь), но с бюджетами в $2–3 млн. Профессор набирает студенческую группу и делает проект на стыке науки, инженерии и искусства. Причем компания-спонсор не имеет права диктовать, что именно надо делать.

— Что-нибудь толковое получается?

— Электронные чернила, которые используются сегодня во всех электронных книгах (Amazon Kindle или PocketBook). Умные подушки безопасности, которые сегодня распространяются всем во всем мире, родились в MIT Medialab как артпроект. Или такая разработка: женская куртка, которая понимает, как с девушкой обращаются. Нежно взяли за руку — куртка бездействует, грубо — она бьет обидчика электрическим разрядом. Очень многое связано с информационными технологиями, искусственным интеллектом. Но при этом все на стыке искусств и наук.

— Есть ли принцип, который помогает вам двигаться к цели?

— Мои наставники говорили, что нельзя делать два дела хорошо, нужно выбрать одно и делать его на 200%.

— Что-то я не заметил, что вы этому совету следуете.

— Нет-нет, я воспринял его очень серьезно. Мой тренер по теннису семь лет твердил: пока вы на корте, для вас ничего не должно существовать. Полная отдача. Когда я в старших классах занялся физикой серьезно, тренер сказал: решай! А когда в Физтехе я увлекся программированием (мы с моим партнером Александром Москалевым начали разрабатывать словарь Lingvo), мой шеф тоже потребовал, чтобы я определился. В физику я так и не вернулся, кандидатскую защитил уже по искусственному интеллекту, правда, тоже в Физтехе.

— Потом тоже были точки развилок?

— Да, когда я начал заниматься Cybiko. Компании ABBYY было уже восемь лет, наладился более-менее стабильный бизнес. И мне показалось, что я как генеральный директор могу заняться еще чем-то параллельно — например, сделать первый в мире коммуникационный компьютер-наладонник. Мои друзья Георгий Пачиков и Александр Кутуков сказали, что готовы вкладывать в это деньги при условии, что я уйду из ABBYY и займусь только Cybiko. Это был ультиматум. Офис Cybiko должен был находиться не ближе какого-то расстояния от ABBYY, я обязан был в него переехать, более того, написать приказ о своем увольнении и чуть ли не объявить об этом в прессе. В ABBYY имел право проводить не более одного дня в месяц. Я эти условия принял.

— То решение вы считаете верным?

— Абсолютно. Только спустя год я понял, насколько в тот момент мои друзья были мудрее меня. На заре ABBYY был момент, когда я не спал три ночи и четыре дня. Я тогда думал: это максимум того, что может вынести мой организм. Но в Cybiko выяснилось, что бывает и хуже: в течение месяца из-за постоянных перелетов из России в Америку и на Тайвань спал по два часа в сутки. Ни о каком совмещении не могло быть и речи. Что касается ABBYY, то от моего ухода компания только выиграла, она стала взрослее. Это еще один урок: отцы-основатели обязательно должны уходить вовремя. Иначе компания так и останется подростком-переростком. Хотя есть и исключения. Apple получила второе дыхание только с возвращением Стива Джобса.

— Вы занимаетесь только тем, что вам интересно?

— Цели перепробовать все на свете точно нет. Евангелист Apple Гай Кавасаки советует верить не в те стартапы, которые ставят своей целью заработать деньги, а в те, которые хотят сделать мир лучше, или, скажем, исправить какую-нибудь ошибку природы.

— Вы в чем-нибудь улучшили мир? Что вы можете поставить себе в безусловную заслугу?

— У iiko заслуги еще впереди. Тут ошибка природы известна: индустрия гостеприимства в мире хаотична и не систематизирована. Все держится на простом персональном гостеприимстве. Сегодня этого мало. У мира нет шансов во всех заведениях иметь только по-настоящему радушных людей, и iiko должна дать возможность гостеприимным рестораторам тратить свое время на гостеприимство, а не на техническую работу.

— Как только вы внедрили систему iiko в своем первом ресторане, из заведения уволилось несколько барменов, сменилось несколько шеф-поваров. А без системы нельзя было понять, что эти люди…

— Воруют? Ребята везде хорошие, но сколько-то денег они всегда кладут в кассу, а сколько-то — в карман. Если же система дает им возможность получать мотивационную часть зарплаты, пропорциональную их эффективности, и им не надо рисковать, проносить, к примеру, в бар свою водку — это меняет отношение людей к делу. В коллективе, где 80% людей не воруют, остальные тоже перестают воровать. Или уходят.

— А коммуникатор, который можно взять в руку и понимать, что говорит собеседник на другом языке, вам удалось сделать?

— Технически это уже достижимо. Абсолютно уверен, что мы будем первыми в этой области. Сейчас в Сколкове осуществляем пилотные проекты, которые показывают очень хорошие результаты.

— Это программное обеспечение, которое заряжается в ноутбук?

— Нет, все операции идут на сервере, а результат виден на компьютере клиента. Мы создаем независимую от конкретного языка универсальную семантическую иерархию понятий — систему знаний о мире, позволяющую делать анализ текстов. По сути, мы вырастили дерево понятий, универсальное для всех языков.

— Тем временем на дереве ваших личных интересов выросли такие экзотичные ветви, как перфомансы, флешмобы.

— Это чистое хобби. Впервые мы с ребятами поставили в Физтехе перфоманс «Стулья». Под джазовую композицию Игоря Бриля люди ходили вокруг строгой геометрической инсталляции из стульев. Стулья начинали смещаться, зрители вскоре уже бегали в проходах, сдвигали их. Сценарий был написан лишь до середины, поэтому представление начиналось как перфоманс, а заканчивалось как хеппенинг. Когда включился полный свет, в центре зала высилась скульптура из торчащих во все стороны стульев, похожая на башню Татлина. Зрители стояли вокруг, кто-то лежал на полу, кто-то стоял на голове и вверх тормашками читал книгу на английском. Пауза — и аплодисменты. Потом было еще несколько перфомансов, а в 2003 году идея вышла на улицы в виде флешмобов. Тогда в наших акциях участвовало до пятисот человек.

— Как же это вписывалось в вашу теорию «одного дела на 200%»?

— Спокойно вписывалось. За два года до появления Facebook я был в Барселоне на конференции, где активно обсуждалась проблема будущего общения — базовой функции человека. Как раз тогда мне под руку попалась книга Говарда Рейнгольда «Умная толпа: следующая социальная революция». Речь в книге шла о том, что умные толпы состоят из людей, способных действовать согласованно, даже не зная друг друга. Меня как током пробило, когда я обнаружил, что на 150-й странице Рейнгольд пишет о нас: «В нью-йоркском магазине увидел устройство Cybiko, позволяющее незнакомым людям знакомиться и сорганизовываться на расстоянии». Вот так для меня сошлось все: и искусство действия, и акционизм, и социально-коммуникационная тема. Вскоре в интернете появился сайт fmob.ru, где люди могли публиковать свои сценарии флешмобов. И «умные толпы» начали собираться в нужное время в нужном месте.

— Наверное, нужно пояснить, что такое Cybiko.

— Карманный компьютер-наладонник с клавиатурой и антенной. Парень вводит информацию о себе, о девушке своей мечты, и этот компьютер вибрирует, если находит подходящую девушку на расстоянии 150 м. Разумеется, если у нее тоже есть такой компьютер. Дальше можно общаться на расстоянии. Мы придумали Cybiko в 1998 году, а в 2000-м запустили на Тайване массовое производство. За четыре месяца мы продали в США 250 тыс. таких компьютеров. Тогда еще не было ни социальных сетей, ни Bluetooth, ни sms. Успех был такой, что нас узнавали на улицах, в школах появились надписи No Cybiko in School. Сейчас процессорные мощности сетей позволяют связываться по радио и общаться по многу часов, тогда же wi-fi на мобильных устройствах был в принципе невозможен, и мы создали энергосберегающий радиопротокол, который позволял нашему устройству весом 125 граммов работать в течение пяти часов. Это была очень сложная инженерная задача. Но проект закончился с крахом NASDAQ в 2001 году, когда были уволены первые 140 тыс. инженеров из IT-индустрии. Стало понятно, что начинается большая рецессия и ввязываться в производство «железяки» — безумие.

— Цукерберг ведь тоже не ввязывался в производство «железяки»?

— Cybiko сопоставляют не столько с Facebook, сколько с Foursquare — это геопозиционная социальная сеть, она знает, где ты сейчас находишься. В продвинутых современных мобильных устройствах есть и GPS, и интернет. Но тогда наше устройство было как глоток свежего воздуха для тех, кто сидел в ICQ. Теперь они могли сидеть не только дома, а где угодно — в сквере, в кино. Следующий шаг был очевиден — совместить эту технологию с мобильным телефоном, сделать мобильный телефон для молодежи, которого до сих пор в общем-то нет. Этого не случилось просто потому, что нужны были новые инвестиции, невозможные в условиях кризиса. Но все-таки мы нащупали правильные кнопки. Правда, инвесторы деньги обратно не получили.

— Такой правильный проект оказался экономически несостоятельным?

— Стив Джобс пытался сделать планшетный компьютер Apple Newton еще в 1993 году, и это был экономически провальный проект. Хотя идея планшетника была правильной. И спустя почти двадцать лет появляется iPad, который выстреливает и резко увеличивает капитализацию Apple. Вопрос: в 1993 году он ошибся с Apple Newton или нет?

— Вернемся к флешмобам. Вы их организовывали или просто участвовали?

— Как администратор я участвовал под своим именем, а как автор сценариев — под псевдонимом. Расскажу сценарий «Круговые движения» известного акциониста Максима Каракулова, псевдоним Enjoy. В «Атриуме» на Курской люди, которые родились в четные дни, собирались на галерее второго этажа, а те, что в нечетные, — на третьем. По команде один этаж начинал двигаться по часовой стрелке, другой — против. Мы подложили под это целую философию. Говорили, что флешмоб — это искажение социокоммуникативного пространства. Это как если бы все молекулы кислорода случайным образом собрались в углу комнаты. Что теоретически возможно, но абсолютно нереально. И созерцание такого явления становится удивительным фактом биографии.

— В какой момент, простите, ловится кайф?

— В любой, от сценария до наблюдения — сплошной адреналин. Я причастен к сценарию «Обострение нюха». Представьте: парфюмерный магазин «Арбат Престиж», люди нюхают пробники духов. Единственное искажение, которое надо внести в их поведение, — нюхать не пробники, а ценники. Собрались человек 150, поставили телефоны на вибрацию, и когда они просигналили, сценарий начал выполняться. Охранник, понимая, что надо что-то предпринять, командует покупателю: «Ну-ка положите на место, зачем вы их нюхаете?» А покупатель нашелся и отвечает: «Да вы сами понюхайте!» И охранник, а следом весь персонал начинает нюхать ценники. Такого красивого развития уже никто не ожидал!

Моб уже заканчивался, спускаюсь по эскалатору и вижу, что наверх поднимается взвод милиции. Когда они пришли, никого из наших уже не было. Они попытались кого-то задержать. «Это вы нюхали ценники?» — «Какие ценники?» Собственно, с этих флешмобов и начались мои FAQ-сafe, потому что вечеринки по 70 человек у меня дома уже не помещались.

— Сколько ресторанов у вас сейчас в Москве?

— Пять. Они все по-разному называются.

— Вы кем себя ощущаете? Отец — китаец, мама — армянка, родной язык — русский. Знаю, что вы помогаете физмат-школе в Армении. Значит, родина там?

— Да, моя первая родина — Армения. Там я родился и вырос. И ереванская физмат-школа дала возможность мне и еще сотням ребят поступить в лучшие вузы.

— А вторая родина Китай?

— Нет, вторая родина — Россия. Но если вы спросите меня, кем я себя ощущаю по национальности, отвечу — китайцем.

Источник: mn.